Интервью с Демидовым В.П.

 - Музыку я люблю с тех пор, как себя помню (меньше, чем два года мне было). Мой дед когда-то участвовал в самодеятельном духовом оркестре, он любил мне петь, подражая инструментам духового оркестра,  всевозможные марши, в т.ч., дореволюционные. Но мне очень понравилась песня «Где ты, ромашка моя?» из фильма «Солдат Иван Бровкин». Я помню, как пел эту песню, когда мне был 1 год 10 месяцев. Позднее у  нас в Истре в 1961 году открылась музыкальная школа, и меня приняли  туда в первый класс. До этого у нас в детском саду образовалась группа детей: нас везли в городской Дом культуры, где нам играли музыку, а мы делали ритмические упражнения, записывали мелодию не звуковысотно, а в виде длинных и коротких чёрточек в соответствие с сильными и слабыми долями. Это была очень интересная игра. Меня тогда поразила пьеса Чайковского «Сладкая грёза», так что ночью я долго не мог уснуть. 

 

 - Какая мечта у Вас была в детстве? 

 

- Вообще я мечтал быть биологом как отец и химиком как мама.

 

 

- Это объясняется тем, что у нас была замечательный педагог Петрова Валерия Вениаминовна, которая работала в Истринской музыкальной школе. Как выяснилось, она выпускница дирижёрско-хорового отделения нашего училища. Она и привезла нас сюда. Сначала я приехал как болельщик с моими старшими товарищами, которые поступали на дирижёрско-хоровое отделение. Валерия Вениаминовна показала их  Е.Н. Зверевой. На следующий год я пытался поступить как теоретик, но мне порекомендовали поучиться в 8 классе, потому что на тот момент моя подготовка была недостаточно высокая. На слух я неплохо определял интервалы и аккорды, но написать диктант, который продиктовала Валерия Владимировна Базарнова, мне не удалось.

 

 

 - Учёба в 8 классе была очень интересная. Сольфеджио вела Вера Георгиевна Жаданова. Это был удивительный человек, она прекрасно пела (кажется, она была певицей, имела вокальное образование,  ("Девчонкой я съушауа Шаяпина и болеуа две недели", - как-то вспоминала она). Она привила нам вкус к точной интонации, развивала слух, постепенно усложняя задания. Уроки музыкальной литературы у  Александра Ивановича Лагутина поразили своей выстроенностью: точные лаконичные характеристики сопровождались великолепным показом на рояле и слушанием тщательно подобранных отрывков. Помню меня потрясла «Казнь Степана Разина» Шостаковича (на стихи Евтушенко). 

  После успешной сдачи приемных экзаменов я был принят в училище.  Наши училищные педагоги -  уникальные личности. В первую очередь, Дмитрий Александрович Блюм - это удивительный специалист, о нём написана книга воспоминаний, в которой очень многое можно узнать о нем. Это человек, которым восхищались. Многие его боготворили. 

Натан Львович Фишман - это потрясающий специалист, едва ли не самый авторитетный в СССР бетховенист, чьи работы признаны во всем мире, человек, который расшифровал рукописи Бетховена. Мне посчастливилось заниматься у него  фортепиано. 

На 3 курсе мы попали к  Виктору Павловичу Фраёнову. Он вёл у нас русскую музыкальную литературу, а позднее полифонию. Это был удивительный курс, самые интересные темы были о Танееве и Мясковском (лекции о Чайковском вела  Любовь Львовна Рыцлин -  также замечательный преподаватель). Фраёнов открыл  нам этих композиторов.  А как он вел полифонию, особенно «Строгий стиль»!  Все упражнения в ключах «до». Мы старались подражать даже специфической фраеновской манере записывать ноты и бисерному почерку Виктора Павловича. 

Совершенно несравненный был Юрий Александрович Фортунатов. Такого   знатока оркестра  я не встречал (это может подтвердить и профессор Московской консерватории пианист Михаил Степанович Петухов, которого я как-то пригласил на лекции Фортунатова). Он вёл цикл лекций "История оркестровых стилей". Это  было незабываемо. Он был редким рассказчиком, энциклопедических знаний человек с удивительной устной культурой.  Его лекции всегда изобиловали любопытнейшими  фактами. Он мог сесть и сыграть любую музыку, которую он когда-либо слышал,  и играл так, что можно было услышать оркестр.  Однажды Юрьсаныч сыграл на рояле своими огромными руками медленную часть второй симфонию Рахманинова, - а это очень непростая партитура, -  и она звучала у него лучше, чем в оркестре. 

Екатерина Михайловна Царева у нас вела мало лекций, но я не могу ее не вспомнить. Ее лекции были очень интересными. Наш курс к ней не попал, но я потом встретился с ней в консерватории. 

С благодарностью вспоминаю Веру Семеновну Галацкую. Я писал курсовую работу по музыкальной литературе "Экспромты Шопена" под ее руководством и выступал с докладом на конференции по музыкальной литературе. Она была чудесная пианистка и очень тонкий музыкант.  

Юрий Николаевич Холопов, корифей отечественного музыкознания, вёл музыкальную форму (анализ музыкальных произведений). Это была фантастика! Холопов доверил мне написать курсовую работу по сочинению Стравинского "Monumentum pro Gesualdo di Venosa  (Стравинский особым образом, используя технику «гокет»,  оркестровал несколько мадригалов Джезуальдо). Это была  серьёзная научная работа, доверенная мальчишке с 3 курса! Мне дали ноты, которые пришлось разрезать (Раньше так книги издавали: некоторые страницы были  напечатаны на одном листе, потом согнуты по величине страницы,  и надо было специальным ножом их разрезать.). Юрий Николаевич был пропагандистом   музыки ХХ века. Шенберга, Берга, Веберна, Хиндемита, Бартока, Мессиана (Ю.Н. дал нам как-то проанализировать один из четырех ритмических этюдов Мессиана). На тот период это было очень ново, даже отчасти под запретом. Холопов, в основном, продвигал эту музыку, но интересовался также и  старинной.

Альтернативой музыкальному авангарду был курс гармонии, консервативный, но невероятно добротно скомпанованный, основанный на принципах школы Римского-Корсакова. Вёл его Степан Степанович Григорьев.

 

 

 - Отличником я стал на третьем курсе. Да это и не самое главное, быть отличником. 

 

 

- Ира Беркович (она сейчас живет в Израиле) - удивительный музыкант, пианистка, профессор. Она была на пару курсов старше меня. Замечательный музыкант Михаил Ермолаев (Коллонтай) - композитор и пианст. Они с Ирой играли по тому ХТК Баха каждый. Известные композиторы Михаил Броннер и очень востребованный на западе  Александр Раскатов, Игорь Красильников. Мои замечательные друзья (хоть они и не стали профессиональными музыкантами) Сергей Чебаньков и Алексей Меньков. Они очень интересные люди. Рядом учился Игорь Ходченков (Головчин) - знаменитый дирижер, безвременно ушедший,  он был победителем известного международного конкурса. Работал в госоркестре. Все  восхищались его феноменальной дирижерской техникой.

Среди учеников: Катя Губанова (тогда училась на дирижерско-хоровом), сейчас всемирно известная певица. Алиса Колосова, великолепное меццо-сопрано (мне пришлось поучаствовать в ее судьбе). Юля Лежнева – фантастическое колоратурное сопрано! А наши лауреаты конкурса имени Чайковского - виолончелисты Денис Шаповалов, Нарек Ахназарян, Александр Бузлов,  сестры Самуил Анна и Татьяна. Аня сейчас солистка берлинской Staatsoper, Таня - прекрасная скрипачка. Они у меня занимались по музыкальной форме. А вот Аркадий Володось (крупнейший пианист современности)   после наших занятий играл свои транскрипции, а  вокруг него собирались ребята и с восхищением слушали его невероятно виртуозную игру.

 

 

 - Признаюсь, мне не очень нравится название специальности – теория музыки. Это вопрос глубокий и требует серьезного осмысления. Что такое теория? Это  наука, которая описывает явления, познает закономерности строения и  соотношения этих явлений, и, как правило,  создает некоторую систему, в которой описываемые явления подгоняются под рамки и нормы, установленные самой этой системой. Например, к 16 веку сложилась норма: запрет на параллельные совершенные консонансы. Но  в Средневековом  органуме и фобурдоне это разрешалось. Мы наблюдаем постоянную смену  норм и представлений о музыке. Мне кажется, что более правильно называть то, чем мы занимаемся,  не теорией, а феноменологией. Есть такой феномен - музыка, мы его изучаем. Ничего не исправляя в ней, не искажая ее, пытаемся понять, почему параллельные квинты иногда звучат хорошо. С точки зрения теории музыки, которая сложилась ко времени написания  Первой сонаты Бетховена, параллельные квинты были запрещены. Он их «прозевал» (во втором предложении начального периода второй части). Но звучат они гениально! Почему? И это не единственный случай, где у Бетховена можно обнаружить параллелизмы и другие нарушения. Если мы поступим по правилам, которые предписаны теорией,  и «исправим ошибки» Бетховена, то все будет правильно и отвратительно по звучанию!  Так что же отменить норму? Нет! Но иногда, когда это продиктовано логикой и энергетикой голосоведения и подкреплено красотой звучания, норму можно и нужно нарушить.  Музыка, как явление, вся соткана из правил и исключений из правил. Вот эта особого рода гармония норм и их нарушений, видимо, является одним из двигателей музыки. Я размышляю, как теоретик, но я пытаюсь понять  феномен музыки. Главный критерий – слух. Только воспринимаемое слухом звучание делает музыку прекрасной или безобразной. Феномен музыки в каждое определённое время меняется под воздействием  глубинных процессов, проходящих в сознании людей, может быть, даже не отдельного человека, а  в каком-то «сверхсознании», которое объединяет разные стороны мироощущения и мировоззрения человека. Например, Скрябин в своём «Прометеевом аккорде» как бы отрывается от земли, преодолевает ее притяжение, летит, а примерно в  это время Циолковский научно обосновывает полет в космос. И у Скрябина в его музыке есть некое предчувствие этого полёта, это полёт в духовном пространстве и осуществляется посредством звуков. Музыка - это очень непростое явление, она представляет собой некий звуковой контур исторического процесса, человеческой истории.

 

 

 - Во-первых, у меня есть должностные обязанности. В моём договоре с работодателем, Министерством Кульруры,  все прописано.  Это – форма. Но главное, чтобы студентам и преподавателям  было здесь хорошо и они могли раскрыть свой талант. Для этого нужна материальная база:  здания, классы, рояли, другие инструменты. Всё это должно ремонтироваться, обновляться. Нужно, чтобы хорошо работали все службы, например, буфет. Должны создаваться условия для нормального обучения. Сейчас мы думаем, как построить концертный зал. Предыдущему директору Л.Л.Артыновой удалось расширить материальную базу училища - она  сумела присоединить дом №11 по Мерзляковскому переулку, получить общежитие в Дмитровском переулке, построить спорткомплекс. Во-вторых, нужно поддерживать нашу уникальную творческую, «мерзляковскую» атмосферу, о которой говорит всяк сюда входящий, сохранить и передать нашу традицию.

 

 

 - Радуйся и радуй. Радуйся каждому дню жизни и прививай эту радость другим. Мы занимаемся удивительным делом, которое позволяет нам испытывать счастье. Вы (нынешние студенты) родились на рубеже тысячелетий. Культура, которая вас окружает, это массовая культура. Она должна была бы превратить нашу молодежь в каких-то зомбированных киборгов. Но, что меня удивляет, дети приходят к нам, играют, поют, пишут музыку, и этот талант, этот источник неиссякаем. На благополучие страны это влияет не менее, чем экономика и ее развитие; существование таких людей - это гарантия того, что в России будет все хорошо, несмотря на все кризисы. Я не  часто бываю в Европе, но встречаясь иногда там с молодежью, я вижу их инфантильно-потребительский образ жизни. Дети, которые приходят к нам,  уникальны, их нужно любить и искать подход к каждому, чтобы раскрыть его талант,  укрепить, помочь бороться с трудностями, потому что в жизни много трудностей. Так жизнь устроена, что проблемы всегда есть и будут. С чем-то надо мириться, а с  чем-то надо бороться, а главное - искать свое,  самое ценное, что есть у тебя, взращивать свой цветок, лелеять его  как аленький цветочек.

 

 

 - Когда я прихожу на работу и вижу вас, я радуюсь. Может быть, наследственность влияет: мой дед был жизнерадостным и общительным человеком,  и хотя времена были очень тяжёлые, но он никогда не унывал. Людям пришлось пережить гражданскую, Великую Отечественную войны, но они были оптимистами. Читаешь воспоминания наших педагогов, - в училище занимались во время войны при температуре +4, играли в перчатках, ставили в классах какие-то самодельные согревающие печурки, пили морковный чай, голодали, были рады и счастливы. Современных молодых людей иногда посещают тяжёлые мысли: любят ли меня, нужен ли я? Есть люди, которым всё не нравится. Вроде у них всё хорошо, они талантливы, удачливы, у них есть всё необходимое, а им всё равно плохо. Некоторым кажется, что они что-то не доделали, не успели. Я стараюсь выявить таких людей и объяснить им: нужно радоваться тому, что ты уже сделал, идти дальше – совершенствоваться. Жизнь очень интересна, это Божий дар. Если она тебе досталась, то её надо прожить хорошо и ценить каждый день, каждую минуту.

 

 

 - Я думаю, в первую очередь, генетика. Во-вторых, отношения с окружающими людьми. Они помогают, поддерживают человека.

 

 

 - Увлекаюсь лыжами. Я считаю, что спортом надо заниматься обязательно! Очень полезны виды спорта, которые связаны с перемещением в пространстве, видишь что-то новое, что-то узнаёшь: бег на лыжах, езда на велосипеде, плавание в море. Комбинаторика и быстрота реакции привлекают в настольном теннисе.  А фотография заставляет подвигаться в поисках интересных сюжетов.

 

 - Как Вы думаете, что такое счастье?

 

 - Счастье - это, когда человек чувствует свою нужность  в мире:  близким людям, ученикам, коллегам; когда они его радуют: например, недавно наши студенты и педагоги  поставили оперу Россини "Шёлковая лестница" - сложнейшее произведение! И пусть его немного сократили, но попробуйте так сыграть и спеть, как они! Это удивительный спектакль. Счастье - это видеть и участвовать в таких событиях.