Далекий 1972 год. Окончив музыкальную школу при тогда ещё музыкальном училище, попадаю в класс специального фортепиано Александра Ильича Соболева. Первые уроки: всё непривычно, после восьми лет «женского» обучения в школе – молодой, энергичный педагог, ученик самого Фейнберга! Руки Ильича – красивые, большие, сильные, с прокуренными пальцами (а курил он самозабвенно).

С самого начала наших занятий поразило то, что он стал обучать меня технике игры на рояле, терпеливо объясняя из урока в урок как надо работать за инструментом практически, ну, а в вопросах аппликатуры ему тогда в училище не было равных. На уроках он мог показать абсолютно всё: будь то «Кампанелла» или Рахманинов, сложнейший этюд Шопена или Токката Прокофьева, ну а как он показывал Баха, это отдельная история. Бах Фейнберга, пропущенный через Соболева, звучал совсем по-другому, как-то очень по-человечески.

Он никогда не был педагогом-диктатором, уроки строились по принципу советов опытного старшего товарища «зелёным» юнцам. Соболев и по жизни для многих его учеников был в первую очередь другом, а потом уже педагогом в узком смысле этого слова.

Незадолго до поступления в училище я потерял отца, и Ильич во многом мне его заменил, особенно учитывая этот коварный переходный возраст. Сколько раз, после урока, мы шли с ним по Гоголевскому бульвару до метро «Кропоткинская», обсуждая всё, что угодно – от поэзии Пастернака до футбольного «Спартака». Ильич хорошо знал и любил поэзию. Приходя в училище, у него неизменно в руках был свежий номер «Литературной газеты» и какая-нибудь книга – читал он постоянно.

А с какой гордостью мы, его ученики, ходили на концерты ансамбля старинной музыки «Барокко», солистом которого Соболев являлся на протяжении многих лет! Наш педагог – на сцене, в чёрном фраке, за клавесином – всегда серьёзный и скромный, настоящий профессионал русской музыкальной школы!

В 1976 году, по окончании училища, моя мама наградила меня поездкой в Коктебель, куда Александр Ильич неоднократно ездил отдыхать летом. О чудо! Я еду отдыхать с моим учителем, да ещё там находился его давний товарищ, другой замечательный человек и музыкант, с которым мне посчастливилось общаться – Павел Валерианович Месснер! Этих каникул я не забуду никогда: серьёзные разговоры, остроумнейшие анекдоты, доброта, дружба талантливых людей, крымское вино и солнце! Вернуть бы всё это…

В 1986 году я уехал в Грецию, где прожил почти 20 лет. Работал в Афинской консерватории, продолжая дело моего учителя. И, хотя мы находились далеко друг от друга, мы никогда с ним не расставались. Он был в курсе всех моих дел, я – его. Мы постоянно перезванивались, а во время моих приездов в Москву я первым делом шёл к Ильичу в училище, сидел на его уроках с новой «порослью», а потом мы опять, как раньше, шли по бульвару к метро и говорили обо всём, как раньше, понимая друг друга с полуслова.

У меня двое сыновей, Когда выбирали имя для первенца, первое, которое пришло мне на ум, было Саша. На том и порешили.

Александр Ильич долго и тяжело болел, уйдя из жизни несправедливо рано в 2002 году. Вскоре после его кончины у меня в Афинах был сольный концерт. На афише было написано: «Моему учителю А.И. Соболеву посвящается». В тот вечер он был со мной. Я это знаю.

Греческое имя «Илья» переводится на русский язык как «солнечный»! Мой солнечный Ильич! Вечная моя к Вам любовь! Спасибо Вам за нашу красивую, верную дружбу! Пусть Бог, в которого Вы всегда верили, будет с Вами рядом.

Веду дочку в школу и, идя по Мерзляковскому переулку, ловлю себя на том, что будто сама иду на урок по специальности. Ничего не исчезает, всё повторяется.

27-й класс. Оттуда слышу начало h-moll'ной сонаты Листа. Это значит, что полчаса нужно слушать, увы, за дверью (во время музыки входить не полагается).

Потом…

На каждый урок шли с радостью, почти всегда в классе собирались ученики – слушали друг друга, замечания товарищам, а на обыгрывании перед классными концертами участвовали в коллективных обсуждениях.

Когда училась, в классе Александра Ильича было немного учеников – 7 человек. И, может быть, отчасти, поэтому у нас было ощущение, что приходили не на урок (45 минут, за ним следующие 45 минут и т.д.), а к близкому человеку за советом, причем, касающимся не только программы по специальности, но и множества других очень важных вещей. Он воспитывал нас, учил быть людьми. И всё, что делал, делал с огромной любовью! Мы часто получали из рук Александра Ильича произведения литературной классики, которые в ту пору было сложно достать. После концертов Александра Ильича всем ученикам хотелось играть то, что исполнялось им на концерте.

Провожая Александра Ильича в последний путь, мы, ученики, стояли вместе и слышали разговор двух незнакомых женщин: «А какой музыкант был, а как играл! А каких учеников воспитал!» И в тот момент мы осознали, что являемся наследниками, несем ответственность за связь поколений музыкантов.

Земная жизнь закончилась и обрела цельность. «Всё проходит, – сказала одна известная художница, – любовь, дружба, один труд остаётся». На отдельной полке храню записи Александра Ильича. Достаю, слушаю, вспоминаю своего Учителя, Мастера, Музыканта, Человека.

Январский вечер. Сухо. Морозно. Фонари, поиграв на снегу искрами ёлочных игрушек, как будто разбившихся и разлетевшихся на миллиарды частичек во все стороны, прыгнули в чёрное небо – звёздами. Тихо. Спокойно. Настоящая русская зима.

Ярославль. Набережная напрочь схваченной льдом Волги. Сугробы в мой рост.

Мне одиннадцать. Настроение праздничное. Я недавно стал заниматься музыкой – пробовать играть на рояле. Всё впереди: столько надежд… Идём с мамой, папой и сестрой на концерт ансамбля «Барокко» в Художественный музей (бывший Губернаторский дворец).

В первый раз!

Большой бальный зал. Кругом портреты, с которых наблюдают серьёзные вельможи ушедших столетий. Сцены нет: артисты, вельможи и слушатели – на одном уровне. Всё это в диковинку, словно сам на сцене или на портрете.

Концерт: музыканты – скрипач, флейтист, гобоист, клавесинист. Музыка: Скарлатти, Вивальди и ещё чья-то. Впечатление волшебное.

Потрясение – клавесин: впервые увидел и услышал! Всё внимание – на этот «странный рояль», а потом, естественно, – на того, кто за ним. Полный восторг. Одна мысль: посмотреть поближе, потрогать, заглянуть внутрь. Предел мечтаний – поиграть.

После концерта подкрадываюсь… Вдруг за спиной:

— Пианист?

Вздрогнул. Повернулся: передо мной чудо-человек, только что игравший на чудо-инструменте.

— Да… Учусь.

В глазах у человека озорные огоньки – прямо как на снегу. Лицо выражает заговор:

— Интересно?

— Очень!.. – дрожащим голосом отвечаю.

Прищуриваясь ещё сильней сквозь очки в роговой оправе, приглаживая чуть удлинённые, с проседью, волосы левой рукой, игриво проводя при этом правой ладонью по груди (вниз-вверх, вниз-вверх – характерное движение!) и хитро улыбаясь, человек очень увлечённо заговорил:

— Да, да… Очень интересно – и ты даже не представляешь, до какой степени! Смотри предельно внимательно – я тебе сейчас покажу. Вот!.. клавиши, которые на рояле белые, тут – чёрные, а чёрные – наоборот, белые!

Это был Александр Ильич Соболев. Тогда – в тот далёкий, почти сказочный, нереальный, волшебный январский вечер – я впервые встретил своего учителя. Ни он, ни я не думали, что в следующий раз мы увидимся уже в Москве, в 27-м классе. Через четыре года я поступил в «Мерзляковку» и оказался учеником Александра Ильича…

Внутри этого многоточия разместилась целая эпоха в моей жизни.

Его нет с нами уже пять лет.

Мы не верим.

Прихожу в 27-й класс, к Елене Дмитриевне Цветковой. После традиционных приветствий оборачиваемся и ждём.

… Распахиваются двери. Входит «шеф»: молодой, подтянутый, сияющий лучезарной улыбкой – такой, каким мы все его помним. Сразу направляется к окну в дальнем правом углу, за роялями, – мы за ним. Кивок головы – и вдруг виден силуэт снежной бабы. Что это: мираж?..

Возвращаемся в реальность. Всё то же окно перед нами, на стекле рисунок всё той же снежной бабы, правда, еле различимый. Кажется, ещё несколько помывок – и ничего не останется. Неравномерно-пунктирный контур почти невидим – плывёт, дрожит, как живой, и вот-вот исчезнет…

Его прочертили белой масляной краской рабочие-ремонтники незадолго до того, как давным-давно порог 27-го класса впервые переступил прекрасный музыкант, добрейший учитель и замечательный человек – Александр Ильич Соболев.